Когда мы думаем о России Владимира Путина и Афганистане, управляемом Талибаном, мы представляем себе два совершенно разных режима: один — ядерная автократия, облачённая в православные иконы; другой — теократия, осуществляющая власть с помощью средневековых наказаний и ссылок на Коран. Однако за внешними различиями скрывается тревожная общность: оба режима опираются на сакральные нарративы, чтобы оправдывать жестокость, подавлять инакомыслие и укреплять авторитарное правление.
Это не просто автократии. Это сакрализованные тирании — режимы, использующие религию или религиоподобную идеологию для легитимации неограниченной власти. Неспособность Запада противостоять этому сближению является как моральной, так и стратегической ошибкой. Пока мы рассматриваем эти режимы как культурные аномалии, а не как опасные образцы возрождающегося авторитаризма, мы будем недооценивать как их привлекательность, так и угрозу, которую они представляют.
Облачённый в священность авторитаризм труднее подвергать критике, он более устойчив к реформам и более жесток в своей уверенности.
Мы должны видеть его таким, какой он есть: тирания в священной одежде.
Данная работа исследует политические системы России при Владимире Путине и Афганистана при Талибане в сравнительной перспективе. Несмотря на различия в происхождении, культуре и религиозных традициях, оба режима используют идеологические верования — один светско-националистические с православным оттенком, другой — исламско-теократические — для оправдания авторитарного контроля и систематических нарушений прав человека.
Анализ охватывает сходства и различия в идеологии, структуре государства, легитимности и применении насилия, утверждая, что оба режима представляют собой религиозный авторитаризм, хотя и в различных формах. В конечном итоге, это сравнение даёт более широкое понимание того, как сакральные нарративы используются режимами для укрепления власти, и какие последствия это имеет для прав человека, международного права и глобальной безопасности.
Введение:
Россия Владимира Путина и Афганистан под управлением Талибана часто воспринимаются как геополитические антиподы. Россия — ядерная сверхдержава с постоянным местом в Совете Безопасности ООН; Афганистан при Талибане — изолированная и экономически разрушенная страна. Однако под поверхностью этих различий скрывается поразительное сходство: оба режима строят сакральный нарратив вокруг государственной власти и используют его для подавления инакомыслия, оправдания жестокости и укрепления своего правления.
В этой работе исследуется, как оба режима, несмотря на различие в теологической и идеологической базе, используют религию — или подобные религии системы верований — как инструмент государственного авторитаризма. Путём сравнения их исторических траекторий, политических идеологий, государственных структур и практики насилия данное исследование стремится понять взаимосвязь между властью и сакральным нарративом в двух репрессивных режимах.
I. Исторические и политические истоки
Россия Путина:
После распада Советского Союза в 1990-х годах Россия прошла через хаотичный переходный период. Владимир Путин, бывший сотрудник КГБ, пришёл к власти, пообещав стабильность, восстановление национальной гордости и возврат глобального влияния. Его приход совпал с широким общественным разочарованием в либеральной демократии западного образца. При Путине демократические институты были демонтированы, и оформилась гибридная авторитарная система, сочетающая выборные механизмы с централизованным управлением и государственной пропагандой.
С помощью конституционных поправок и репрессий против оппозиции Путин де-факто установил пожизненное президентство, укреплённое образом хранителя российской традиции и суверенитета.
Афганистан Талибана:
Талибан возник в 1990-х годах на фоне гражданской войны, изначально состоя из исламских студентов (талибов) и моджахедов. Вдохновлённый идеологией деобандийского ислама и пакистанскими медресе, он создал Исламский Эмират, управляемый по строгим толкованиям шариата. Рост Талибана был возможен благодаря распаду власти, вмешательству извне и стремлению к порядку среди хаоса.
После свержения в 2001 году силами США, Талибан возобновил вооружённую борьбу и вернулся к власти в 2021 году после вывода американских войск. Это стало не просто политическим поворотом, а радикальной трансформацией правовой и социальной системы, перечеркнувшей двадцать лет реформ и международного взаимодействия.
II. Идеология и легитимность
Путинизм:
Путин сформировал «гражданскую религию», основанную на православии, национализме и исторических мифах. Хотя Россия не является теократией, государство активно использует религиозную символику для легитимации власти. Концепция «Русского мира» объединяет этническую и духовную идентичность, позиционируя Россию как защитницу православной цивилизации и бастион против западного морального разложения.
Патриарх Кирилл открыто поддерживает политику Путина, включая войну против Украины, представляя её как священную миссию. Социальный консерватизм, антизападные настроения и милитаристский патриотизм составляют идеологическое ядро. Геополитические действия государства — такие как аннексия Крыма или интервенция в Сирию — преподносятся как духовно-историческая необходимость.
Теократия Талибана:
Легитимность Талибана полностью основана на религиозной доктрине. Их политическая программа — это не просто политика, вдохновлённая исламом; она представляет собой ислам в их интерпретации. Коран и хадисы являются конституционными основами. Все законы, решения и нормы поведения основаны на божественном мандате и исполняются религиозной полицией.
Талибан отвергает любую форму демократии или «человеческого» права, отклоняющуюся от шариата. Лояльность режиму представляется как обязанность перед Богом, а сопротивление — как отступничество. В отличие от прагматического использования религии Путиным, талибская теократия глубоко идеологизирована — хотя и избирательно, в интересах власти.
III. Государственные структуры и институты
Россия сохраняет видимость формального государства с выборами, судами и парламентом. Однако эти институты контролируются исполнительной властью. Судебная система не является независимой, а оппозиция регулярно устраняется через дисквалификацию или заключение. Русская православная церковь играет роль морального партнёра государства, но подчиняется политическим целям Кремля. СМИ в основном государственные или лояльные режиму, а инакомыслящие голоса подвергаются маргинализации, уголовному преследованию или устраняются.
В отличие от этого, Талибан полностью отказался от демократических структур. Их модель правления — откровенно теократическая: высшая власть принадлежит Амиру аль-Мумминину (Повелителю правоверных). Отсутствие конституции и выборов делает политический процесс неотделимым от религиозной интерпретации. Контроль осуществляется непосредственно духовной элитой, включая сферы образования, СМИ и правоохранительной деятельности. Гражданское общество подавлено или уничтожено, а все решения принимаются на основе религиозных указов.
IV. Насилие и репрессии
Россия применяет выборочные репрессии: политические убийства (например, Борис Немцов, Алексей Навальный), подавление свободы слова, цензура и криминализация инакомыслия. Протестующих массово арестовывают; законы карают за размытые понятия вроде «дискредитации вооружённых сил»; система слежки мониторит общественные настроения.
Режим оправдывает насилие риторикой защиты России от «врагов», часто в духовных или цивилизационных терминах. Война против Украины подаётся как защита «русской души» от западной коррупции и неонацизма.
Талибан управляет через систематическую и зачастую публичную жестокость. Женщины исключены из образования и общественной жизни, меньшинства (особенно хазарейцы) подвергаются преследованиям, наказания включают порки, ампутации и казни — всё это преподносится как религиозный долг.
Министерство по поощрению добродетели и предотвращению пороков действует как моральная полиция. Насилие служит не только карательной, но и символической цели — поддержанию страха и «морального порядка».
Хотя масштаб и форма различаются, оба режима используют идеологию для оправдания насилия и укрепления власти.
V. Гендер, меньшинства и гражданское общество
Оба режима поддерживают жёсткую иерархию и подавляют плюрализм. В России ЛГБТК+ лица подвергаются преследованию, уголовному преследованию и культурному стиранию. Законы против «гей-пропаганды» представляют инаковость как угрозу традиционным ценностям. Этнические меньшинства — чеченцы, татары, мигранты — подвергаются дискриминации и надзору. НПО сталкиваются с давлением через законы о «иностранных агентах», налоговые проверки и бюрократические препоны.
В Афганистане ситуация ещё хуже. Женщины лишены права на образование, труд и политическое участие. Девочкам запрещено ходить в школу. ЛГБТК+ существование отрицается и карается смертью. Религиозные меньшинства — хазарейцы, сикхи, шииты — подвергаются насилию и уничтожению культовых сооружений. Независимая журналистика практически исчезла.
В обоих случаях разнообразие рассматривается как угроза духовной или национальной чистоте. Конформизм становится не только политическим, но и моральным требованием.
VI. Международное положение
Россия Путина активно участвует в мировой дипломатии, несмотря на санкции и осуждение. Она использует своё место в Совбезе ООН, ядерный арсенал и энергоресурсы для геополитического влияния. Российская пропаганда направлена как на внутреннюю, так и на внешнюю аудиторию, представляя режим как нравственную альтернативу декадентскому Западу. Дезинформация, кибероперации и культурная дипломатия — продолжение государственной мощи.
Талибан, напротив, остаётся изолированным. Лишь немногие страны признают его правительство, а его репутация в области прав человека препятствует международной легитимации. Тем не менее, Талибан стремится к сотрудничеству с Китаем, Пакистаном и Ираном. Гуманитарные переговоры с международными организациями ведутся, но признания не приносят. Несмотря на изоляцию, Талибан сохраняет нравственную уверенность, представляя международное осуждение как доказательство своей духовной правоты.
Заключение
Россия Путина и Афганистан Талибана представляют собой два различных типа религиозного авторитаризма. Первый имитирует сакральную власть для поддержания националистического строя, второй — прямо реализует божественный закон как основу политической жизни. В обоих случаях инакомыслие — не просто преступление, а ересь. Религия, подлинная или искусственно созданная, становится доспехами тирании. Эти режимы демонстрируют, как авторитарные государства используют сакральные нарративы для укрепления своей власти.
Через православную иконографию или коранические указания, авторитаризм, облачённый в священное, становится более прочным, более жестоким и менее уязвимым для внешней критики.
Понимание этих процессов жизненно важно не только для правозащитной деятельности, но и для прогнозирования эволюции авторитаризма в условиях глобальной фрагментации.
RU 
EN 
UA 
SK 
IT 
EL 
SV